— Итак, госпожа Гонсалес, — куражится Кит, поправляя несуществующие очки на носу, — какая же центральная социологическая идея проходит через все творчество Дюркгейма?

— Очевидно, это идея социальной солидарности. Ее решение связано с ответом на вопрос «Каковы те связи, которые объединяют людей друг с другом?». Очень важный вопрос, как мне кажется, — отвечаю я, поворачиваюсь, чтобы взять дуршлаг, и во второй раз в своей жизни наталкиваюсь взглядом на взгляд генерала Кошелева.

Глава 16

Кит. Настоящее.

— Да. Сто двадцать тысяч триста сорок два евро…

Ее слова гремят у меня в ушах. Пульсируют в венах. А ведь я уже почти отказался от мысли ее купить, наивно поверив в то, что это невозможно. Какой я все же дурак!

Сто двадцать гребанных тысяч триста сорок два евро…

Мне хочется снять их со счета и затолкать ей в глотку. Все. До последней бумажки. Но еще больше я хочу ее, наконец, получить. Даже ценой ста двадцати тысяч трехсот сорока двух евро. Особенно этой ценой, да. Ценой, которая так, мать его, четко очертит границы происходящего между нами.

Просто тридцать сребреников каких-то.

Моя плата за предательство. Ею… моего отца.

Черт. В какой момент мы с ним поменялись ролями? Разве это не он меня предал, господи? Разве не она предала…

Молчание затягивается. Нас окутывает душная липкая пауза.

— Когда?

Собственный голос звучит глухо и сипло. Будто кто-то накинул удавку на мое горло. И душит… Душит! Затягивает сильней. Кажется, если не выйду на воздух прямо сейчас — задохнусь, к чертям собачьим. Но разве я могу уйти посреди самых важных в моей жизни переговоров? Трясу головой и, не моргая, смотрю, как Ева что-то быстро строчит в своем телефоне. И больше всего мне сейчас хочется выхватить его из ее рук и со всей силы ударить о стену.

Чтобы хлипкая китайская пластмасса превратилась в черное мелкое крошево.

— Я перешлю тебе счет. Оплатить нужно сразу. Как только ты это сделаешь — мы согласуем наше расписание для встречи.

Согласуем, мать его, расписание! Это какой-то сюр. Так не может быть. Только не между нами.

— Какие у меня гарантии того, что ты не включишь заднюю?

Она, наконец, отрывается от телефона и смотрит прямо на меня:

— Никаких. Кроме моего слова.

— Однажды ты уже пообещала меня дождаться.

— Ты тоже много чего обещал, Никита. Так что? Ты согласен?

Это глупо. Это ужасно глупо. И я, и она знаем — прояви я чуть больше настойчивости — Ева сама будет умолять, чтобы я ее взял. Но если ей так хочется смешать с дерьмом происходящее… Если ей так необходимо упасть на дно…

Пожалуйста! Кто я такой, чтобы мешать этому?

Надеваю рубашку, методично застегиваю пуговицы. Подхватываю брошенный в углу портфель и перед тем, как уйти прочь, бросаю:

— Присылай счет. Я свяжусь с тобой до конца недели.

Обуваюсь, хлопаю дверью. Ева не выходит меня провожать. И правильно. Так безопаснее. Я могу сорваться в любой момент. Несмотря ни на что, я хочу ее просто до одури. Мне бы послать все происходящее к черту. По капле вытравить Еву из своей души. Но я, будто бесами, одержим своими к ней чувствами. И в целом мире нет экзорциста, способного мне помочь.

Игнорирую лифт. Спускаюсь по лестнице. Идти долго — но мне плевать. Спешить некуда. Деньги я смогу перевести не раньше утра. А потом придется выждать еще немного. Чтобы она не подумала, будто я сгораю от нетерпения.

Глядишь, за это время и мозги прочистятся. Встанут на свои места.

Сам себе не верю.

Еду домой. Поднимаюсь к себе, бреду прямо в спальню — завтра рабочий день, и спать остается всего ничего.

Будильник звонит неожиданно громко. Нашариваю телефон, отключаю звук и со стоном переворачиваюсь на бок. В незашторенные окна льется серый безрадостный свет. Небо хмурится — обещали метель, и очень похоже на то, что прогнозы сбудутся. Кофе, спортзал, душ… Все, как прежде. Только я почему-то привык к занимающемуся со мною рядом Женьке. Он объявляется через час. Сбрасывает мне сообщение, в котором в очередной раз благодарит меня за уделенное ему время. Он очень воспитанный мальчик, мой брат. Я за рулем, и ответить Женьке получается далеко не сразу. А когда мне удается настрочить ему пару строчек, у него, очевидно, уже начинаются уроки. Так что наше общение прерывается, и меня закручивает очередной безумный рабочий день.

К обеду начинает поступать информация о сбое в работе мессенджера. Втором крупном сбое за последнюю неделю.

Собираем экстренное совещание. Еще никогда проблемы в работе не радовали меня так сильно. По крайней мере, я думаю о чем-то другом, кроме Евы.

— Стас, Гред… Что выяснили?

— Пользователи жалуются на задержку при отправке сообщений и обновлении статуса подключения к серверам.

— Опять Азия?

— Нет, там как раз все нормально. Дим, выведи на большой экран карту сбоев…

Поднимаю взгляд. В сумраке совещательной яркими красными точками покрыта почти вся Европа.

— Мы уже выровнялись. Так что…

— Сколько вам потребовалось времени?

— Час.

— Много, Стас.

— Да знаю я! Но проблему удалось выявить. И это хорошо.

— Дэн? — перевожу взгляд на своего главного маркетолога. — Есть данные по рискам?

— Не думаю, что это как-то существенно на нас отразится. Но неплохо бы тебе выйти на связь. Я уже работаю над текстом твоего обращения. Вот, что думаешь?

— Кит Саныч, — в переговорную заглядывает мой главбух.

— Да, Лид, что-то срочное?

— Ну, если оплата в сто двадцать тысяч срочная, то…

— Да-да, что там? — перебиваю я, как будто озвучь она эту цифру, и все присутствующие узнают, во что ввязался их шеф.

— Я рекомендовала бы оформить этот платеж, как взнос на благотворительность. У нас будет возможность получить подтверждающие документы?

Становится смешно. Это не благотворительность, Лидочка. Это, мать его, купля-продажа. Взмахиваю рукой:

— Просто оплати этот счет. Не будет там никаких документов.

Лида пожимает плечами и уходит. А я возвращаюсь к тексту сообщения. Хмуря брови, изучаю его и бросаю, ставя в совещании жирную точку:

— После текста с извинениями за сбой в работе обязательно добавь приписку о том, что мы стараемся сделать Топ-чат максимально надежным и устойчивым к DDoS-атакам. И обязательно подчеркни, что, в отличие от нас, Ватсап такой защиты не дает. Нам нужно вести более агрессивную политику.

— Заметано. Перешлю тебе полный текст чуть позже.

Встаю из-за стола и взмахом руки прощаюсь с ребятами.

Два часа… Три. Не выдерживаю. Звоню главбуху.

— Лид, ну, что там?

— Ты о чем?

— О счете! — стараюсь, чтобы мой голос прозвучал ровно. Я понимаю, что у Лиды текущих задач — выше головы. И оплата какого-то не самого крупного счета — уж точно не то, чем она обычно занимается. Это в принципе не ее уровень.

— А, господи… Извини. Конечно, мы его оплатили. Сразу же, как только я от тебя вышла. Тебе нужна заверенная банком платежка?

Платежка? Я об этом не думал. Вряд ли Ева ее от меня потребует. Хотя… Губы растягиваются в кривой циничной улыбке.

— Да просто выдерни из клиент-банка и скинь мне на почту. Этого будет достаточно.

— Ага. Сейчас все будет в лучшем виде.

Сижу как дурак и обновляю почту. Обычно в любой непонятной ситуации я предпочитаю работать. Но не в этот чертов раз. Наконец, среди десятка намного более важных для компании сообщений, вижу письмо от Лиды. Открываю приложение Топ-чата и… охренеть. Я не нахожу Еву по тому номеру, что у меня сохранен. И это, наверное, означает, что она пользуется каким угодно мессенджером, кроме моего.

Не давая своей злости угаснуть, перезваниваю. Гудок. Еще один… Нет ответа. Отбрасываю трубку и откидываюсь в кресле, запрокинув голову к потолку.

У нее есть Ютьюб, есть Инстаграм, но нет чертового Топ-чата. Где это видано, мать его? Я так хотел переслать ей платежку, зная, что наша переписка останется исключительно между нами, но не тут-то было.